Автор: Галина Хмельницкая, „Промышленная газета“, 1998

Никас Сафронов — художник с мировым именем. О нем много пишут. Но, увы, за пределами нашей страны он известен больше, чем на родине. Его картины украшают музеи Западной Европы и Америки, а также коллекции многих знаменитостей: Софи Лорен, Стивена Спилберга, Джека Николса, Жерара Депардье, Элтона Джона, Хулио Иглесиаса, Михаила Горбачева, Олега Янковского, Валентина Гафта, Никиты Михалкова и др.

Западная пресса называет его „русский Дали“. Плодотворная деятельность Никаса Сафронова отмечена золотой медалью Американской академии наук и искусств. Открытую недавно в созвездии Рыб звезду астрологи назвали „Никас“ — в честь художника. Какого-то определенного стиля он не придерживается. Его картины непредсказуемы. В них есть все. Они открывают простор для воображения.

Впервые я встретила этого замечательного художника недавно. Смотрю на его картины и думаю: почему же так? Наш „российский Дали“ представляет Россию на крупнейших международных выставках, а мы его почти не знаем? Я видела работы многих художников, но такое чувство испытала впервые. Я была потрясена полотнами Никаса. Через некоторое время смотрю в зеркало и вижу на своей блузке изображение кошачьей головы. Что это? Как сказали бы мои коллеги целители, „процесс пошел“.

У меня возникло непреодолимое желание попасть на выставку картин Никаса Сафронова. Звоню по телефону в Союз художников, в Дирекцию выставок, в Художественный фонд РФ. Спрашиваю:

— Где можно посмотреть картины Никаса Сафронова?

В ответ слышу:

— Слышали о нем, но вопрос не к нам. Он не из наших „ящиков“.
— А какие ящики существуют?
— Разные, но Никаса Сафронова у нет нас.
— И все-таки, где можно посмотреть работы российского художника?
— Ни чем не можем Вам помочь.

Как же так? Всемирно известный художник, признанный во многих странах… А его картины посмотреть негде!

И все-таки мне повезло. Мне удалось познакомиться и с художником, и с его работами. Они наполнены целительной энергией. Передо мной „Таинственный домик в лесу“. Зима. Ночь. В окнах избушки горит свет. Мысленно „вхожу“ в картину. На душе становиться легко и хорошо. А вот и другие полотна Никаса: „Море“ — с каждым приливом волны прибавляется здоровье; „Водопад“ — организм очищается и оздоравливается; „Ночь“ — глубокий здоровый сон. Представляете: вы приобретаете картину, которая вам по душе, смотрите на нее несколько раз в день и становитесь здоровы.

К нему приходят разные люди. Да и вообще круг друзей и знакомых у Никаса огромен. Ведь он не только прекрасный художник, но и отличный человек, не оставляющий без внимания никого, кто в нем нуждается. Вокруг него — не только звезды и нужные люди. Никас не подвержен „звездной болезни“.

Никас Сафронов талантливый, состоявшийся Художник. От души хочу пожелать ему неугасимого творчества. А читателям: Ищите и обязательно найдите свою картину!

Галина Хмельницкая, „Промышленная газета“, 1998

Первое впечатление от его картин — шок.

Я листала альбом, буквально содрогаясь при виде выпяченной плоти — проламывающей иконы, корчащейся в судорогах и конвульсиях технического секса, обезображивающей с детства любимые и сохраняемые в душе образы классической живописи… Уже давно насмотревшись всякого изобразительного эпатажа я поражалась изощренностью вновь открытого для меня художника и — главное — болезненности своего впечатления. Сообщения о его финансовых и деловых успехах воспринимались как само собой разумеющееся: понятное дело — „новый русский“ от живописи, ульяновский Растиньяк, „сам себе режиссер“ и менеджер… „Поддалист“ — отзывались о нем знакомые художники, скромно мыкающие судьбину… Изумление снова поджидало меня при личной встрече. Под волной волос запрокидывающееся лицо, запредельный отблеск в ускользающем взгляде, часто — некая отрешенность и даже — странная потерянность в поведении, хотя в движениях — хищная гибкость и элегантность… Откуда же такая раскованность и многоопытный цинизм в работах художника, явившегося при встрече сдержанным эстетом, а временами напоминающего растерянного подростка?

Да, у Никаса есть умение „сохранять лицо“ перед въедливой телекамерой и „держать удар“ в интервью разной степени пристрастности. Да, ему сопутствует ошеломляющий успех у дам и девиц всех возрастов и сословий. Да, у него есть потрясающая способность привлекать внимание и заинтересованность лиц высшего звена и очень влиятельных персон. Он умеет быть и неотразимым, и соблазнительным, и генератором мощных коммерческо-деловых идей, и стремительным организатором разнообразных мероприятий на всех уровнях, в самых различных спонтанно образовавшихся группах. И неизменно — мгновенно покоряющая притягательность, неподдельно заинтересованное дружелюбие, не буржуазно скромное обаяние…

Но главное — огромная работоспособность и сохранность высочайшего творческого тонуса, обычно ассоциирующегося с абсолютным жизненным аскетизмом, полнейшим самоотвержением… В полном недоумении, я долго не могла попасть на выставку Никаса, чтобы по настоящему увидеть его картины, то есть подлинники, которые никогда не лгут.

Наконец новая встреча с художником в окружении его работ состоялась. И снова — неожиданность. Ряд отнюдь не скандальных полотен: сдержанный колорит, традиционная система письма, щадящее отношение к классике. Все ню — оправданны, иллюзии на Дали — естественны в ряду отголосков на Ренессанс и средневековье, барбизонцев и импрессионистов…

Внезапно открылись те черты, которые в других картинах, скорее всего, прятались; просветлела оптика чужого профессионального взгляда, что дает возможность все вокруг увидеть странно новым и одновременно — более понятным и одухотворенным. Мне показалось, что я открыла путь к пониманию этого художника, обнаружив в нем Нечто, составляющее притягательную силу и центральный источник его жизненно-творческой энергии. Более того, я увидела особый способ творчества, который необыкновенным образом перекликается с определенными формами духовного делания, исследуемый мной в научных студиях. Наверное, поэтому Никас был мне интересен с самого начала — интуитивно. Нечто в нем, не профессионально выработанное или заимствованное, а изначально присущее, неотъемлемо генетическое. Нечто, составляющее основу его человеческой оригинальности и творческой самобытности, определяющее динамику внутреннего мира художника — от образа к образу, от темы к теме, от эпохи к эпохе…

Это „Нечто“ — от Бога данная и отшлифованная в неутомимой внутренней работе Индивидуальность человека, часто называемая Душой: вечно подвижный и бессмертный, изначальный и жизнетворческий элемент, лежащий в основе существования любого человеческого существа. Но в отличии от многих и многих людей, Никас все усилия разума, духа и тела направлял не на борьбу с собственной Душой, тем более не на усыпление или затравливание Ее, а на плодотворное, активное сотрудничество с Ней, что, по существу, и является подлинным творчеством.

В Никасе-человеке проявилась исходная чуткость к самостоятельной и таинственной жизни его собственной души, что позволяет ей легче познавать трудные закономерности материально вещественного мира. И Никас-художник постоянно балансирует между миром идеальным и миром реальным, потому что сфера любого творчества лежит на их пересечении… Картины Никаса, как материализованные этапы и моменты движения души, осуществляемые в средоточии напряжений ума, раскрепощении фантазии и свободной реализации жизненной энергии, раскрывают новые измерения творческого пространства художника, существующего виртуально, одновременно — незыблемо и зыбко, явственно и непостижимо. В наиболее интересных и значительных работах Никаса всегда присутствует и некое внутреннее движение, потому что картины отражают конфликт или доверительное общение тела, разума и души художника. Картины оказываются не только динамичными, но и многомерными, потому что бросающаяся в глаза „кинематографичность“ образного строя даже может дать некоторое представление о сферичном и полископическом „зрении“ его души.

Становятся причины ранимости и деликатности Никаса (что в живописи иногда скрыто, а в поведении и в общении — более явственно). Судя по всему, он часто движется за порывами своей души, которая в собственном непостижимом внезапном созревании достигла только „подросткового“ возраста. Отсюда — жгучая любознательность, многосторонняя пытливость и жажда все новых и новых ощущений, даже на грани и за гранью этически узаконенного. Конечно, это, в первую очередь, касается эроса и секса. Не удивительно, что он покоряет столько женских сердец, ведь в нем бурлит искренняя жажда завоевателя и покорителя, неуемное стремление заполонить и познать, ошеломляющая тяга к новому и неизведанному… Какая женщина способна устоять перед его магнетически завораживающим взглядом и проникновенным голосом?…

И сколько их, в недоумении и растерянности смотрящих в след умчавшемуся Никасу, победителю, не нуждающемуся в кубках, поскольку он восходит на высшую ступеньку лишь для того, чтобы оттолкнуться от нее, двигаясь еще выше…

Никас, выдвинутый на соискание сомнительного звания „Казановы“ 1996 года (в первом и единственном номере одноименного журнала), многим может показаться удачливым ловеласом или эдаким рекордсменом в области секса. Но его покоряющий дар — отнюдь не из пошлого разряда своеобразных „спортивных“ завоеваний натренированных ощущений и мышц.

Никас — скорее современный Дон-Жуан, в конечном счете занятый романтическим поиском Прекрасной Дамы.

Никас поразительно хорошо знает женское тело, женский характер и женские уловки. Он одинаково достоверно пишет Мадонн и проституток, своих подруг — реальных и пригрезившихся, пишет уверенной кистью, не останавливаясь перед наисекретнейшими тайнами тайн. В художественном поиске он часто оперирует тело, препарирует и расчленяет его, потому что его Душа, фактически управляющая кистью, стремиться разгадать принципы существование тел людей, так часто хранящих в себе другие бессмертные души. Правда, иногда кажется, что душа Никаса сопротивляется его же „взрослому“ рассудку, борется с его холодной логикой, содрогаясь перед фактом той действительности, в которой художник пребывает. И тогда появляются возвышенные и почти пуританские образы женских существ, поражающие всепрощающим материнским взглядом, перед которым на мгновение замирает ребяческая душа художника. В своем же неутомимом земном путешествии Никас не терпит и малейшего духовного диктата, тем более — мелочного присмотра, ценя лишь деликатный и своевременный совет, деловое сотрудничество, искреннее сердечное тепло.

По существу, Никас работает постоянно, 24 часа в сутки, — ведь душа художника во сне более свободна и самостоятельно активна. Внешне он погружен в процесс деловых и одновременно — душевно дружеских встреч, переговоров, бесед и обсуждений. Круг его общения огромен, потому что цепкий художнический взгляд, зрелый ум и тонкая душа, в действительности, мужчин к нему привлекает ничуть не меньше, чем женщин. Понятно, что мужская симпатия, лишенная тени сентиментальности или — Боже упаси! — определенного сорта эротики, зарождается и крепнет в качестве верной дружбы, безоговорочного доверия и честного сотрудничества. Душевная тонкость, так непобедимо привлекающая женщин всех возрастов и сословий, счастливо сочетается в Никасе с совершенно очевидными чертами крепкого мужского склада. Творческий труд не превращает его в изнеженного, капризного или неврастеничного „служителя муз“. Тернистый путь к успеху только закалил его характер, обострил ум и приучил к каждодневному труду. Жизненный опыт помогает художнику найти общий язык со специалистами в самых разных областях экономики и права, промышленности и бизнеса, управления и банковского дела, и так далее и тому подобное. Его поразительное чутье, разносторонняя информированность, схватывание на лету и неожиданная реакция, умение стремительно осваивать малейшие тонкости и „ноу-хау“ в любой профессиональной области, по меньшей мере, приятно удивляют и интригуют собеседника. Кто знает если бы Бог не дал Никасу столь выдающегося художественного дара, возможно, В России процветал бы еще один удачливый бизнесмен или банкир. Но Никас-художник все жизненные впечатления реализует в живописи, умудряясь после целого дня „делового вращения“, по ночам писать картины, почти без отдыха, выполняя множество заказов или прямо следуя лучу своего феноменального художественного чутья…

Символ, миф или аллегорию можно легко найти в творчестве Никаса Сафронова, даже все его мироощущения можно сводить к ним.

В действительности он — доскональный реалист, просто само его зрение другого качества, иного рода. Никас следует прямым указаниям своей души, которая одновременно „старше“ тела и „младше“ разума. Как профессионал, он подчиняет обретаемые образы собственному вкусу, умело популяризуя свои пристрастия, если так можно сказать, художественно оформляя свой дар убеждения и привлекательности. Его можно рассматривать как представителя своеобразного „нового маньеризма“, если под „возрождением“ понимать всю предшествующую историю живописи. И в тоже время — это некий живописный „оккультизм“, замешанный на тайном переживании тайны каждого жизненного мгновения и облеченный иногда даже в ложную многозначительность образов, столь же „сакральных“, сколько и навязших на зубах…

Мне кажется, для Никаса сегодня стала совершенно очевидной назревшая и чрезвычайно ответственная для его творчества задача — формирование собственного целостного художественного мира, в котором уже не будет места случайностям и лихорадочным поискам все новых и новых методов и средств самовыражения, в котором будут установлены внутренние и органичные закономерности появления более совершенного и сохранение уже проявленного, достигаемого и достигнутого...

Виктория Кравченко, „Альянс“

Мне задают вопрос: „Как вы достигли чего-то? У вас, наверное, родители рисовали“. Штамп. Прямые связи не всегда самые лучшие. Вот Табаков — прекрасный актер, а сын не стал актером, хотя и пытался. Но Табаков-отец — при том, что он гениальный актер, — с хитрецой, любит приврать, рачительный хозяин, который ничего не оставляет без присмотра. И отразилось это на сыне, который стал бизнесменом.

Моя карьера, естественно, сопряжена с опытом других. Если меня спрашивают, доволен ли я жизнью, я отвечаю: „Конечно“. Я счастлив, что могу жить, дышать, выживать, и все это благодаря родителям, которые дали мне жизнь. У меня есть единомышленники. Это Мережко, который прошел такой же путь, как я. Из-под Ростова, с хутора, приехал в Москву, были сложности, его обманывали, но он выжил. Каданников, хозяин АвтоВАЗа, он родился в бараке — я тоже родился в бараке. Он жил в маленьком городке — я тоже.

Были и другие уроки. Два моих брата не стали хорошими музыкантами, хотя имели хорошие задатки. Один устроился преподавать в музыкальное училище, потом нужны были деньги, рано женился, пошел подрабатывать в ресторан, потом ушел на завод. Глядя на то, как они растратили свою жизнь, я понял, что не хочу жить так. Это чужой опыт — но он и мой. Я не пью, потому что у меня с детства отвращение к столу, где на плове или салате отпечатки лиц. Остается неприятный осадок, и ты понимаешь, что должен же быть другой вариант.

У меня была мечта стать пиратом, я зачитывался разными приключенческими книжками. И поступил в Одессе в мореходку. Помощи мне было ждать неоткуда. У нас была большая семья — пять человек: четыре брата и сестра. Отец работал один. Бывший военный, он, чтобы содержать семью, пошел на Ульяновский автозавод. Мать была медсестрой. Поэтому свои первые деньги я заработал грузчиком. На первую зарплату купил маме золотые сережки. Проучившись год, понял, что это не совсем мое, что мне надо попытаться выжить как-то самому в этом мире. А так как в школе я неплохо рисовал, то решил поступить в художественное училище. Совершенно не уверенный, что мне это нужно. Уже учился — и продолжал все время мысленно подбирать себе какие-то профессии. Занимался на мотоциклах, а чтобы зарабатывать деньги, устроился сторожем и дворником, по выходным грузил вагоны. Но вот эта энергия какая-то космическая, которую как будто кто-то тебе дарует сверху, была — потому что не было никакой усталости.

Потом умерла мама. И я вдруг понял, что совершенно не знаю ее родины — Литвы. Поехал в Паневежис, где жила тетка. Работал в театре, потом на льнокомбинате художником по тканям. Понял, что надо получить высшее образование, и поступил в Вильнюсский институт. На первом курсе мои картины отобрали на выставку в Центр Помпиду. Все, что связано с искусством, я схватываю очень быстро. Я пишу то так, то эдак, изучаю живопись то в Голландии, то в Италии, то занимаюсь иконописью.

На четвертом курсе я вдруг увидел себя во сне: что иду по собственной галерее, вокруг мои картины, которые еще не написаны. В тот день я проснулся художником. Быстро написал цикл картин, сделал выставку — и картины все купили. Я заработал по тем временам бешеные деньги: около 3000 рублей. Но на квартиру все равно не хватало, и я занялся спекуляцией — стал продавать джинсы. Все это совпало с романом, причем роман был с педагогом. В общем, из института пришлось уйти.

Но я относился ко всему очень легко. У меня не было страха, что жизнь сложится банально: что вот я женюсь, у меня будет семья, сопливые дети. Мне всегда хотелось чего-то особенного, необычного. Какой-то чертенок во мне сидел, я предстовлял себя не таким, как все. Вот с завода пришел усталый, налили тарелку борща, похлебал его, завалил свою жену в постель, удовлетворился, поспал и наутро снова на завод. Я думал, что если я женюсь, то это должна быть какая-то особая женщина, космическая. У меня была мечта иметь свой замок. Детская, конечно, мечта. Хотя сейчас у меня есть замок в Шотландии.

У меня была мечта уехать в тихий город, и я выбрал Таллин, где были эти самые замки. Но мой друг сказал: „Никас, если хочешь что-то в жизни сделать, тебе нужна Москва. Это единственный город, который даст тебе будущее“.

Почему я хорошо продавался?

Во-первых, бизнес. Я сам продавал свои картины, а не отдавал их посредникам. И убеждал, что они уникальны. Я мог рассказать историю этих картин, хотя это был мой сон, видения. И людям нравилось, что картины необычные, что в них есть техника и история.

А потом, я иногда писал портреты людей, которые мне симпатичны. Постепенно у меня появились клиенты, заказы на портреты, на Западе тоже. Я понимал, что нужно писать. Потом — интересно писать. Потом я вошел в струю. Потом появились „звезды“, которые сделали мне рекламу: Джек Николсон, Спилберг, Дайана Росс, Элтон Джон, Тина Тернер, Софи Лорен. Но началось все с того, что секретарша не хотела меня пускать к Николсону. Говорила, что все расписано на год. Я говорю: передайте, пожалуйста, ему альбом, а я здесь посижу. Она отвечает: „Это глупо“. Через пять минут говорит: пожалуйста, Джек Николсон вас ждет, проходите. Я всегда показываю, что я умею, результ ат своей работы. То же самое произошло и с Пьером Ришаром.

Я писал очень добросовестно, выписывал, вылизывал, но делал это очень быстро и легко. Я владею многими техниками, и портретной, естественно, тоже. Каждый художник должен знать свою профессию.

Я не ругаю мэтров, которые чего-то достигли. Ругает мелочь пузатая, которая ничего не достигла и недостигнет.

Вдохновение — это белые ночи, человек не созидатель, а мечтатель. Но вдохновение — это часть работы. То есть ты ремесленник. И есть безусловная работа, которую ты должен выполнять каждый день. Есть планка, ниже которой ты не можешь опуститься. И вдруг — раз, у тебя сегодня особое чувство, луна светит, девушка тебя бросила.

Никогда не надо ставить точку. Я могу говорить о себе, что достиг того, чего хотел. Как сказал мой друг Вахтанг Кикабидзе: „уверен, что у Никаса главная бомба еще впереди“. Я тоже так считаю. Я надеюсь, что меня еще постигнет та великая слава, которая нужна для России. Мне приятно, что я один из немногих, кто зарабатывает деньги сам, не воруя. Это дорогого стоит.

Маргарита Озерова, „Карьера“ № 6, июнь 2000

Никаса Сафронова знают все. С ним невозможно появиться в приличном месте — народ идет на него напролом, натыкаясь на стулья и VIP. Он излучает свет, что-то дарит взглядом, не обещает, а сразу дарит. Художник не обязательно должен быть мрачен и несчастен в жизни, как Ван Гог. „Кто светел, тот и свят“. К Никасу это относится. Он светский художник, кого-то это звание раздражает. А человек не хочет увековечивать жертв социализма и экономических реформ, его привлекают счастливчики: Лужков, Алиев, Михалков, Абдулов, Рязанов, Горбачев, Пугачева, Софи Лорен, Девид Боуи, Мик Джаггер... и, наконец, закономерно, логично и символично — Путин, портрет которого Никас дал нам на обложку.

Неправда, что он достаточно богат, богатства никогда не бывает достаточно. Недавно на Садовом Кольце напротив американского посольства открылся ювелирно-художественный салон, ему присвоено название „Никас“. „Что они тебе платят, Никас?“. „Бесплатно“. Портреты он пишет и за деньги, и бесплатно, это все — коммерческая и творческая тайна. Но за портрет Путина уже бьются олигархи.

Критики размышляют: насколько популярность Сафронова соответствует его таланту. Но вы покажите мне тот штангенциркуль, которым измеряют талант художника. Искусство Никаса понятно населению, билборды на улицах Москвы с его автопортретами стали частью городского пейзажа, а журналы с удовольствием печатают репродукции. Его обвиняют в том, что он — раскрученный. К сожалению, звезды так и доходят до массового сознания — через раскрутку, а посмертная слава — вещь скучная и несправедливая.

Еще говорят, что портреты Сафронов пишет с фотографий, а не в живую. Опять ваша неправда (с отдельными исключениями). При мне ему звонил президент Турции и поздравлял с днем рождения. И другие президенты ему готовы позировать. Есть подозрение, что с Путиным не встречался? Встречался, есть фотография, но не очень качественная.

Он все прощает людям — злословие, зависть, невыполнение обязательств. Простим и его за то, что он талантлив и удачлив.

Галина Кузнецова