Рим получает совершенно новый облик, необходимый для престижа мировой столицы. Умножается количество общественных зданий, строятся форумы, мосты, акведуки, возрастает богатство архитектурного убранства. По словам историка Светония, Август так Рим «украсил, что по справедливости мог хвастаться, что принял его кирпичным, оставляет его мраморным». Город поражал современников необозримостью площади — ни с одной стороны он не имел четких границ. Его предместья терялись в роскошных виллах Кампаньи. Великолепные здания, колонные портики, сводчатые и украшенные фронтонами крыши, богато декорированные бассейны и фонтаны чередовались с зеленью рощ и аллей.
Представление о стиле культовой августовской архитектуры дает храм в Ниме (начало 1 в. н. э., Южная Франция) (илл. 51), принадлежащий к типу псевдопериптера, в котором акцентировалось внутреннее пространство. В нем сочетаются черты греческого периптера с элементами итало-этрусского храма, расчлененного на открытый портик и замкнутую целлу (святилище). Классические формы коринфского ордера строго соблюдены, пропорции стройны, целла окружена полуколоннами, сливающимися со стеной; свободно стоящие колонны сохраняются лишь на фасаде. Они лишены пластической выразительности, присущей греческой архитектуре. В композиции целого и в каждой детали проступают волевое напряжение и рассудочная ясность, придающие зданию оттенок холодной официальности. Торжественность усиливается и тем, что храм поднят на высокий подий (основание). В отличие от греческого храма он рассчитан на фронтальное восприятие, в нем подчеркнут один вход с парадной лестницей и открытым со всех сторон шестиколонным портиком.

Наряду с господствующим классическим течением продолжает развиваться исконная местная традиция архитектуры, имеющая чисто практическое значение. Она ярко выражена в инженерных постройках. Отмечен печатью мудрой простоты замысла и умением достигнуть художественного результата при помощи немногих, но выразительных средств Гардский мост в Ниме. Свободный ритм двухъярусных мощных аркад одинаковых размеров и соответствующих членений оттенен частым ритмом арок (пролет 5 м) третьего, более облегченного яруса. Крупные рустованные (необработанные) камни выявляют грандиозность размера сооружения (высота 49 м) и подчеркивают связь с суровой природой.
Искусство Древнего Рима достигает вершины в первые два века нашей эры, хотя общественные противоречия в это время усиливаются. Императорская власть приобретает тиранический характер, учащаются конфликты с сенатом, нарастает недовольство низших слоев населения метрополии и провинций. Однако финансовые реформы, упорядочение аппарата управления, приток богатств из провинций, укрепление внешнего положения, привлечение провинциальной знати различного племенного происхождения к управлению государством — все это не могло не вызвать известного подъема общественной жизни. Переживают высокий расцвет провинции. Рим превращается в империю рабовладельцев Средиземноморья.

Конец 1 и начало 2 в. н. э. (период правления Флавиев и Траяна) — время создания грандиозных архитектурных комплексов. Рядом с древним республиканским Форумом возводятся предназначенные для торжественных церемоний форумы императоров (илл. 55), стремящихся увековечить себя пышными сооружениями (Форум Траяна). Строятся многоэтажные дома, которые определили облик Рима и других городов империи. До сих пор поражают своим суровым величием развалины гигантских дворцов эпохи Юлиев, Флавиев, Северов. Порождением всего склада императорского Рима были триумфальные сооружения, прославляющие военные победы Римского государства. Триумфальные арки и колонны возводились не только в Италии, но и в провинциях.
У входа на римский Форум в память победы римлян в иудейской войне была воздвигнута мраморная триумфальная арка Тита (81 г. н. э.) (илл. 54). Совершенная по форме, сверкающая
Императорские Форумы в Риме. План
белизной однопролетная арка (15,4 м высоты, 5,33 ж ширины) служила основанием скульптурной

Императорские Форумы в Риме. План
группы императора на колеснице. Расчленение каменного массива классическим ордером внесло соразмерность и ясность в ее формы. Выступающий антаблемент и аттик (стена над антаблементом), контрасты света и тени усиливают пластическую и живописную выразительность ее форм. Среднюю часть арки замыкают две летящие фигуры богини победы — Виктории, исполненные в невысоком рельефе. Пространство арочного пролета расширяется кассетами свода (небольшие углубления на поверхности потолка или свода, имеющие чаще квадратную форму) и настенными рельефными композициями, изображающими торжественное шествие триумфатора и легионеров с трофеями. Построение рельефа усиливает глубину пролета арки. Бурное движение толпы, пафос жестов легионеров как бы вторят триумфальной теме архитектуры.
Позднее были воздвигнуты более сложные трехпролетные триумфальные арки: Септимия Севера (3 в.), Константина (4 в.).
Еще в период поздней республики в Риме сложился своеобразный тип театра и амфитеатра. Последний был всецело римским изобретением. Если греческие театры устраивались под открытым небом, места для зрителей вырубались в скалах, то римские театры представляли собой самостоятельные здания в центре города. Амфитеатры предназначались для толпы жадных до зрелищ низов столичного населения, перед которой в дни празднеств разыгрывались сражения гладиаторов, морские бои, массовые охоты и т. д.
Самое гигантское зрелищное сооружение Древнего Рима — амфитеатр Флавиев — Колизей (75—82 гг. н. э.) (илл. 53), высящийся около республиканского Форума. Внимание его строителей было сосредоточено на том, чтобы удобно разместить в его огромной каменной чаше пятьдесят тысяч зрителей. Мощные стены Колизея (высота 48,5 м) разделены на четыре яруса сплошными аркадами, которые в нижнем этаже служили для входа и выхода. В плане Колизей представляет эллипс (156 X 188 ж); центр его композиции — ныне разрушенная арена той же формы. Эллипс наиболее полно отвечал требованиям динамики развертывающихся зрелищ — гладиаторских боев. Он давал возможность максимально активизировать зрителя, приблизить места привилегированной публики к арене; спускающиеся воронкой места разделялись согласно общественному рангу зрителей. Пространство под ярусами использовано под сводчатые галереи-фойе и лестницы.
Наружные стены Колизея, выложенные из серого травертина, были прежде облицованы цветным мрамором. Колизей и теперь поражает целостностью и смелостью конструкций. Три его нижних яруса оформлены сквозными арками и полуколоннами: в первом ярусе тосканскими, во втором — ионическими, в третьем — коринфскими. Четвертый ярус в виде мощной каменной стены, стягивающей сплошным поясом объем здания, завершает его и тем усиливает выражение сдерживаемой силы. Членящие стену пилястры коринфского ордера не нарушают монолит здания. Внешний вид Колизея с его могучим упругим овалом исполнен суровой энергии. Это ощущение создается не только огромными масштабами здания, но и обобщенностью основных форм, торжественной мощью простых ритмов.

По грандиозности замысла и широте пространственного решения с Колизеем соперничает храм Пантеон (ок. 118—125 гг.) (илл. 56—57), пленяющий своей свободной гармонией. Выстроенный Аполлодором Дамасским, он представляет классический образец центрально-купольного здания, самого большого и совершенного в античности. Ротонда Пантеона снаружи производит впечатление торжественного каменного массива. Глади стен противопоставлен мощный портик коринфского ордера. Главное в Пантеоне — освещенный мягким светом интерьер с огромным цельным подкупольным пространством, торжественно-величавым и гармоничным. Пропорции Пантеона совершенны — диаметр купола (43,5 м) почти равен высоте храма (42,7 м), а поскольку высота стен равна радиусу его, в подкупольное пространство вписывается шар. Купол имеет форму полусферы, покоящейся на цилиндрической опоре. Круглое девятиметровое отверстие в его вершине — источник света; оно озаряет пространство интерьера. Сосредоточенность освещения в высшей центральной точке заставляет зрителя остро воспринимать высоту купола. Уже в древности было отмечено, что покрытие гигантской ротонды заключало в себе символическое воспроизведение небосвода. Это решение было продиктовано задачей создания «храма всем богам».

Простоте геометрических форм внутреннего пространства соответствует строгость убранства. Стены облицованы цветным мрамором, а их пластический декор рассчитан на постепенное облегчение архитектурных форм кверху. Интерьер расчленен на три яруса. Нижний выделен большим ордером колонн и пилястр, обрамляющих высокие ниши со статуями. Расположенный над ним аттиковый этаж с ложными окнами и пилястрами завершается антаблементом. Купол разделен пятью кольцевыми рядами кассет, уменьшающихся кверху. Своими отвесными членениями они связываются с пилястрами и колоннами и поднимаются кверху, по меридианам замыкая купол, а горизонтали вторят линиям карниза. Выявляя глубиной рельефа толщу купольного перекрытия, кассеты усиливают впечатление материальности его.

Колизей (амфитеатр Флавиев) в Риме. План

Ордер создает как бы переход от величественного масштаба здания к человеку. Образная сила Пантеона — в простоте и цельности архитектурного замысла. В дальнейшем развитии мирового искусства крупнейшие зодчие стремились превзойти Пантеон в масштабах и совершенстве воплощения. Но античное чувство меры остается недосягаемым.
Потребности римской городской жизни вызвали появление уже в 1 в. н. э. нового типа зданий — гигантских терм — общественных бань, рассчитанных на две-три тысячи человек. Это был целый ансамбль разнохарактерных по своему назначению сооружений, предназначенный для всестороннего гармоничного развития человека. К залам холодных и теплых бань, образующих центральное ядро композиции, примыкали многочисленные помещения для гимнастических упражнений и умственных занятий. Огромные сводчатые и купольные залы поражали роскошью отделки из мрамора и мозаик, равно как и дворы-сады с экседрами (полукруглые ниши больших размеров, завершенные полукупольным сводом) и площадками для игр. Наиболее знаменитые термы императора Каракаллы (начало 3 в. н. э.) дошли до нас лишь в руинах.
Дальнейшая эволюция римской архитектуры совершается в условиях углубляющегося с конца 2 в. н. э. кризиса рабовладельческой системы.

В это время распространяется пассивно-созерцательная философия, проповедующая покорность судьбе. В Рим проникают мистические восточные культы, христианское учение, пришедшее из Палестины. Они привлекают идеей спасения, которого жаждали народные массы. Соприкасаясь с учением стоиков, воспитывающих в человеке способность переносить невзгоды, христианство, предвещающее равенство людей после смерти, получило наибольшее признание. Среди римской бедноты. Оно постепенно вытеснило древнефилософские учения.
Художественные идеалы римского искусства 3 и 4 вв. н. э. отражают переломный характер эпохи, в которой распад древнеантичного уклада сопровождался новыми исканиями. В нем сильнее проявляется роль провинций и варварских влияний. Грандиозные масштабы некоторых памятников в Риме и в его провинциях напоминают архитектуру Древнего Востока. В то же время обнаруживается стремление максимально облегчить архитектуру, усилить в ней роль пространства, одухотворить его.

Завершающим памятником этого времени была базилика Максенция-Константина на Римском форуме (306—312 гг.). Своей сквозной каркасной конструкцией она предвосхищает средневековые христианские базилики Западной Европы. В Риме базилика — это гражданское здание, обычно входящее в ансамбль Форума. Это место торговых сделок, судопроизводства и политических собраний. Базилика Максенция — одно из самых грандиозных сводчатых зданий Рима (площадь 6 тыс. кв. м). Прямоугольная в основании, она имела открытый портик на столбах с восточной стороны. Внутреннее пространство, разделенное на три нефа, завершалось в среднем нефе (колоссальном по ширине) полукруглой апсидой. Средний неф был перекрыт крестовыми сводами, которые опирались на восемь мощных столбов и поддерживались снаружи контрфорсами (вертикальными выступами стены, противостоящими боковому распору). Только короткая сторона базилики с апсидой была решена сплошной стеной. В остальных частях здания своды опирались на столбы, являющиеся основанием всей конструкции. Тонкие наружные стены были прорезаны двумя ярусами широких арочных пролетов.
В 4 в. после признания в 313 г. христианства господствующей религией начинается строительство христианских храмов, формы которых в основном заимствовались из античных базилик.

Скульптура
В эпоху империи получают дальнейшее развитие рельеф и круглая пластика. На римском Форуме возводится Алтарь Мира, верхняя часть которого завершается многоплановым рельефом, изображающим торжественное шествие строгих, закаленных в борьбе римских патрициев, наделенных острыми портретными характеристиками. Исторические рельефы, прославляющие подвиги римского оружия, мудрость правителей, украшают триумфальные арки. Двухсотметровая лента рельефов триумфальной колонны Траяна подробно и бесстрастно повествует о походе римских войск против даков (илл. 60).
Однако по-прежнему ведущее место в римской скульптуре занимает портрет. В век Августа резко меняется характер образа — в нем проступает идеал классической красоты и тип нового человека, которого не знал республиканский Рим. Появляются парадные портреты в рост, исполненные спокойной сдержанности и величия. Мраморная статуя Августа из Прима Порта (начало 1 в. н. э., Рим, Ватикан) (илл. 52) изображает императора в виде полководца в панцире и с жезлом в руке. Поза атлетически сложенного Августа проста. Постановка фигуры с опорой на одну ногу напоминает стиль Поликлета. Но призывный жест поднятой правой руки, обращенной к легионам, властен и лаконичен — он изменяет основной ритм фигуры, подчеркивая решительное движение вверх и вперед. Голова построена строго, черты лица обобщены, объем вылеплен тонко моделированными крупными плоскостями, связанными плавным ритмом и мягкой светотенью. В нахмуренном лице с резко выступающими скулами и подбородком, в остром взгляде, в сжатых губах выражены напряжение воли, умственная энергия, самообладание, внутренняя дисциплина.

Строгий стиль Августа при Флавиях (69 — 96 гг. н. э.) сменяется более эффектным и помпезным портретом в рост; в это же время вновь возрождается резкий реализм, безжалостно воспроизводящий человека со всеми его уродливыми чертами — Люций Цецилий Юкунд (вторая половина 1 в. н. э., Неаполь, Музей) (илл. 61). В отличие от веризма республиканской поры художники достигают многогранности, обобщенности характеристики, обогащают художественный язык новыми средствами. В портрете Нерона (Рим, Национальный музей), с низким лбом, тяжелым подозрительным взглядом, раскрывается холодная жестокость деспотаг произвол низменных, необузданных страстей, самомнение. Отяжеленные формы лица, пряди густой шевелюры переданы совокупностью крупных живописных масс. Художники отказываются от традиционных фронтальных композиций и более свободно располагают скульптуру в пространстве, разрушая тем замкнутость образа республиканского портрета. Эти черты можно наблюдать в «Портрете римлянки» (Рим, Капитолийский музей), где образ оживлен едва заметным движением, наклоном головы. Непринужденная осанка горделива, лицо исполнено самоуверенности. Пышная прическа из живописных масс локонов венчает короной надменные черты молодой женщины.

После сдержанности и скупости образов эпохи Траяна в пору кризиса античного мировоззрения при Антонинах (2 в.) в римском портрете появляются черты одухотворенности, самоуглубления и вместе с тем отпечаток утонченности, усталости, характеризующих умирающую эпоху. Люди предстают гуманными, но исполненными тревоги, с грустными взорами, устремленными вдаль. Созерцательное настроение подчеркивается трактовкой глаз с резко врезанными зрачками, полуприкрытыми мягкими тяжелыми веками. Тончайшая светотень и блестящая полировка лица заставляют светиться мрамор изнутри, уничтожают резкость линий; живописные массы волос оттеняют прозрачность черт. Черты «Сириянки» (вторая половина 2 в., Ленинград, Эрмитаж) (илл. 64) облагорожены тончайшими переживаниями, отражающими мир печальных и затаенных мыслей. В изменяющемся от освещения выражении лица сквозит оттенок тонкой иронии.

К этой эпохе относится конная статуя Марка Аврелия (ок. 170 г.), установленная вновь в 16 в. по проекту Микеланджело на площади Капитолия (илл. 63) в Риме. Чуждый воинской славы, Марк Аврелий изображен в тоге, восседающим на медленно идущем коне. Образ императора трактован как воплощение гражданственного идеала и гуманности. Сосредоточенное лицо стоика исполнено неомраченного спокойствия духа, широким умиротворяющим жестом обращается он к народу. Это образ задумчивого философа, автора «Размышлений наедине с собой». Фигура коня как бы вторит движениям всадника, не только несет его, но и дополняет его образ. «Прекраснее и умнее головы коня Марка Аврелия,— писал немецкий историк искусств Винкельман,— нельзя найти в природе».
Третий век — эпоха расцвета римского портрета, все более освобождающегося от традиций прошлого. Этот расцвет совершается в условиях упадка, разложения Римского государства и его культуры, но вместе с тем и зарождения в ее недрах новых творческих тенденций. Приток варваров, часто стоящих во главе империи, вливает новые, свежие силы в увядающее римское искусство. В нем намечаются черты, получившие развитие в средневековье на Западе и Востоке, в портрете эпохи Возрождения. Возникают исполненные чрезвычайной энергии, властолюбия, грубой силы, образы людей, рожденных жестокой борьбой, захватившей в то время общество. В бюсте императора Каракаллы (начало 3 в., Неаполь, Национальный музей) (илл. 62) римский реализм достигает вершины. Индивидуальный образ Каракаллы вырастает до типического воплощения деспота. Беспощадный реализм обогащен психологическим проникновением во внутренний мир, исполненный драматического напряжения, и конфликтов с окружающей средой. Композиция построена на резком противопоставлении плеч и внезапно гневного поворота головы. Энергично высеченное лицо искажено конвульсиями злобы; экспрессивный образ драматизирован контрастами света и тени.

Портретные образы этого периода контрастны. Они различны по характеристикам и художественным приемам. Скульптор обнажает не только жестокую борьбу грубых и сильных страстей человека, но становится чутким к тонким нюансам настроений. Душевной хрупкостью отмечен «Портрет мальчика» (первая половина 3 в., Москва, ГМИИ) с большими печальными глазами, в которых сквозит затаенный укор. Скульптор подмечает в трогательной нежности и беззащитности ребенка оттенок безвольности, что проступает в линии слегка открытого рта. Художник отказывается в этом портрете от работы буравом, который применялся обычно для дробления скульптурной массы, вызывающей динамичную игру света и тени, как это наблюдалось в портрете Каракаллы. Психологическая насыщенность в портрете мальчика достигнута крайней сдержанностью пластических средств, монолитностью компактных объемов, и вместе с тем необычайно тонкой разработкой пластики лица. Прозрачность мрамора усиливает впечатление болезненности лица, а легкие тени, свет и воздух, вибрирующие на его поверхности, одухотворяют его.
Поздний период развития портрета отмечен внешним огрублением облика и повышенной духовной экспрессией, проступающей в горящем взоре. Филипп Аравитянин (244—249 гг., Ленинград, Эрмитаж) — суровый солдат, сын разбойника, воплощение образа «варварского» Рима; скульптор выделяет в его лице самое важное, лишь несколькими линиями и насечками намечает волосы, строит композицию крупными массами, достигая этим почти архитектурной монументальности. В портрете Максимина Дазы (4 в., Каир, Музей) побеждает схематизм, внутреннее напряжение приобретает нечеловеческую силу. В «Женском портрете» (4 в., Ленинград, Эрмитаж) в застывшем взоре, устремленном вдаль, духовный порыв предвосхищает иконные лики ранневизантийского искусства. Человек как бы обращается к внешнему миру, который воспринимается им воплощением неведомых сверхъестественных сил. Воля к жизни исчезает, начинает доминировать покорность судьбе — человек сознает себя слабым существом.

В пределах римского искусства рождается спиритуализм, характерный для возникающего средневекового искусства. В образе человека, утратившего этический идеал в самой жизни, разрушается гармония физического и духовного начала, характерная для античного идеала личности.

Фаюмские портреты
В римском искусстве портрет получает широкое распространение и в живописи. Но эволюцию римского живописного портрета нельзя проследить подобно скульптурному. Живописных портретов сохранилось немного. Об их характере в известной мере дают представления фаюмские портреты 1—3 вв., названные по месту нахождения в восточной римской провинции — Египте, в некрополе оазиса Эль-Фаюм.
Живописный портрет развивался в Фаюме под воздействием эллинистически-римского искусства. Он сохранял здесь еще культовое назначение, продолжая этим традицию древнеегипетского портрета. Исполненный при жизни на тонкой деревянной дощечке или холсте, портрет после смерти человека вставлялся в забинтованную мумию или в расписную пелену с изображением Озириса. Но иногда портрет выставлялся в атриуме, обрамленный рамой круглой или четырехугольной формы.
По сравнению с египетскими портретами-масками, фаюмский портрет был новым видом живописного искусства. В нем исчезает скованность фронтальной композиции египетского портрета. Модель изображается с естественным трехчетвертным поворотом головы и обычно помещается на нейтральном фоне. Плоскостная декоративная раскраска сменяется живописной лепкой объема. В связи с этим получают распространение техники энкаустики (земляные краски, соединенные с воском и смолой) и восковой темперы, повышающих пластическую выразительность форм и звучность чистых красок. Применялась и чистая темпера, а также смешение этих красок, дающее разнообразные живописные эффекты.

В фаюмских портретах обращает внимание яркая обрисовка индивидуальных особенностей модели; перед нами проходит галерея людей с различными характерами и темпераментами — жизнерадостные, грустные, безвольные, энергичные, суровые. Точно воспроизводятся и возрастные особенности и этнические черты тех различных народов, которые населяли тогда Египет.
Особенно привлекают обаятельные женские образы (илл. 66). В изысканном «Портрете молодой женщины» (2 в., Лондон, Национальная галерея) за внешней горделивостью и сдержанностью проступает волевой, яркий, страстный темперамент.
К прекрасным образцам в технике энкаустики относится «Портрет молодого человека с бородкой в золотом венке» (начало 2 в., Москва, ГМИИ). Насыщенные краски переливаются глянцем, мерцают как драгоценные камни. В «Портрете пожилого римлянина» (вторая половина 1 в., Москва, ГМИИ) (илл. 65) разнообразные по рисунку и направленности плотные мазки подчеркивают скульптурность форм осунувшихся черт. Этому способствуют брошенные на лоб, щеки и нос световые блики и глубокая тень под подбородком. Художник остро чувствует взаимосвязь и гармонию насыщенных цветов: белого и голубого в одежде, темно-золотистого в лице, голубых рефлексов на розовых щеках.

В конце 2—3 вв. в фаюмских портретах появляются элементы схематизма. Вместе с тем в них усиливается воздействие местной древнеегипетской традиции. Вновь возрождается фронтальная композиция, графически плоскостная трактовка форм, локальный цвет. Энкаустика вытесняется темперой. Формы передаются плоскостно, контур силуэта становится более четким, воспроизведение черт лица дается дробным орнаментальным рисунком. Во взгляде появляется напряженность, предвосхищающая иконные лики Византии («Портрет юноши в венке», 3 в., Вена, Художественно-исторический музей; «Портрет женщины», начало 3 в., Москва, ГМИИ).
Римское искусство завершает большой период античной художественной культуры. В 395 г. Римская империя раскололась на Западную и Восточную. Разрушенный, разграбленный варварами, в 4—7 вв. Рим обезлюдел, его руины заросли травой, но традиция римского искусства продолжала жить в средние века. Слава Древнего Рима, воплощенная в художественных образах, вдохновляла мастеров Возрождения. К героическому и суровому искусству Рима обращались крупнейшие мастера 17-19 вв.

Источник: www.vernisag.com.ua